Тоже блохи?

И хвост вон дернулся, мазнул кисточкой по ковру.

- И что ты предлагаешь?

Визор с раскрытой – и честно или почти честно заполненной – анкетой лежал рядом. Одно касание, и анкета уйдет, чтобы навсегда изменить жизнь Нкрума.

- Допустим… послушай маму.

- А сам?

- До меня еще не скоро очередь дойдет, - Гаджо был младшим в семье, а потому искренне полагал, что взрослеть ему вовсе не обязательно. И матушка по неизвестной прихоти поддерживала в нем эту уверенность.

Может, ждала, когда он притащит в дом змеиные яйца?

- Когда-то и я так думал, - вздохнул Нкрума, отодвигаясь от визора. – И не только я…

- Да ладно…

Братец проводил взглядом толстую бабочку-белянку, впорхнувшую в окно. Та заплясала, закружилась, роняя с крыльев белесую пыльцу.

И по комнате поплыл сладкий аромат переспелой джарвы.

Захотелось пить.

И на свободу.

На свободу больше…

- Что страшного в женитьбе? Всем рано или поздно приходится…

- Посмотрим, как ты запоешь, когда твоя очередь наступит.

- Не скоро, - младшенький оскалился. – Я не собираюсь совершать выдающихся деяний, а значит, хорошую партию мне не предложат. А без хорошей партии матушка настаивать не будет. Так что, братец, сам виноват… сидел бы на своей границе тихо, гулял бы свободным. Нет же, подвигов захотелось.

В чем-то он, баловень, был безусловно прав. Но вся натура Нкрума отказывалась эту правоту признавать.

- А вообще… выбери кого-нибудь. Если все равно, то просто закрой глаза и ткни пальцем…

- Нет.

- Почему?

Бабочка носилась вокруг лампы, ударяясь об абажур, и тогда рыхлая пыльца падала едва ли не комками, а в аромате проскальзывали гнилостные ноты.

- Потому… - Нкрума вздохнул. Как ему объяснить?

И не только ему.

Братец не желает понимать очевидного.

Брачный ошейник – это далеко не просто ритуальное украшение, которого рано или поздно удостаивается любой круон. Это ошейник и есть.

- Отец счастлив…

- Ему так приказано, - огрызнулся Нкрума. – Пусть бы только посмел не быть счастливым… посмотри на Джая…

- А что с Джаем?

- Ничего.

- Да успокойся ты. И объясни толком, - братец сел, и хвост его раздраженно щелкнул по подоконнику.

- Толком?

На визоре вспыхивали и гасли золотые лепестки.

И время от времени раздавался тот самый вкрадчивый голос с угрожающим обещанием обустройства личной жизни.

- Толком… раньше Джай делал, что считал нужным. А теперь – то, что полагает правильным его дорогая супруга. Маррет… его когда-то называли надеждой Шадара. И в итоге? Эта надежда надышаться на свою красавицу не способна, разве что туфельки в зубах за нею не носит… и то потому, что боится ткань попортить. Берго…

- Хватит, - младшенький махнул рукой. – Я понял. Ты боишься повторить их судьбу.

- Еще как.

Нкрума передернуло.

А может… ну его? Матушку… род… Совет галактический… тоже ничего хорошего, одна сплошная бюрократия… пусть отлучают. И тогда он, Нкрума Безымянный, будет свободен.

Отправится на границу.

Не адмиралом… безродным не положена своя эскадра, но обыкновенным наемником. Припишется к какому-нибудь боевому шлюпу и заживет простой и понятной жизнью, где не будет обязательств иных, нежели прописанные в типовом контракте.

Красота.

- Ты боишься женщин! – младшенький соскользнул на пол и потянулся до хруста в костях. А кости его, еще окончательно не застывшие, хрустели как-то особенно смачно. – Наш бесстрашный адмирал боится женщин!

- Любой нормальный круон, если он в здравом уме, боится женщин.

Младшенький захихикал.

Вот же… никакого понимания момента. Тут, может, вся жизнь перед глазами пролетает, усыпанная треклятыми лепестками, а он хохочет, как ошалевший грахан.

- Ладно… давай сюда свою анкету…

- Стой!

Но младшенький успел сграбастать визор.

- Так… это о тебе… имя… пол… возраст… статус… ничего интересного. Увлечения. Братец, ты что написал?

- Вышивание. Крестиком, - Нкрума попытался ухватить младшенького за хвост, но тот оказался на диво прыток. И хвост убрал вовремя, только кисточкой по носу щелкнул. – Мне и вправду нравится…

- Это я знаю, что тебе нравится, но, поверь, это не серьезно… вот ты хочешь, чтобы твоя будущая супруга с тобой считалась? Хочешь или нет?

Нкрума тяжко вздохнул.

- А кто будет считаться с существом, которое, уж прости меня, в свободное время крестиком вышивает?

Это он зря.

Вышивка успокаивала. Помогала сосредоточиться. Да и вообще расслабляла. И ничего-то зазорного в этом занятии Нкрума не видел.

- Нет! – палец брата мазнул по визору, стирая информацию. – Ты должен внушить к себе уважение еще на этапе знакомства! Я имею в виду заочное знакомство… так, увлечения… охота на пиратов? Нет, как-то не звучит… коллекционирование… да… предмет коллекции? Допустим, уши и иные конечности… иногда физиология не предусматривает наличия ушной раковины… пишем и иные конечности асоциальных элементов… внушает?

- Отдай!

- Обойдешься. Я тебе помогаю, - братец вскарабкался на подоконник. – Вот увидишь…

И вниз сиганул, только хвост махнул.

- Стой!

Нкрума взлетел на подоконник. В лицо пахнуло остывающим ветром…

- Стой!

- Догони, если сможешь! – крикнул братец и, зажав в зубах визор, бросился прочь.

Сможет?

Думает, что Нкрума слишком стар стал, чтобы в пустыню выбираться?

Он соскользнул вниз, привычно цепляясь когтями за неровную стену дома. Взлетели растревоженные бабочки, и старый паук заскрежетал, выражая недовольство этаким вмешательством в охоту. Что ж, Нкрума его понимал

Он остановился, на мгновение вдохнув еще горячий воздух.

Прислушался.

Загудели сторожевые камни, но вскоре успокоились: братец миновал преграду, не потревожив чувствительные нити. Что ж, и Нкрума знал пару-тройку способов выбраться из поместья…

Свобода?

Этой ночью он будет свободен.

Он тенью проскользнул через освещенную полосу, и живые пески лишь вздохнули, проглотив лепестки горицвета. Теперь уснут на несколько ударов сердца, которых хватит, чтобы добраться до сторожевых камней. Те, растревоженные младшим братцем, тускло светились, а самые матерые, на телесах которых набрякли уже ростовые почки – похоже, матушка перестаралась с подкормкой – пульсировали.

Нкрума остановился.

Он слушал ночь.

И слышал.

И понимал, что никогда не откажется… от дома, рода – быть может, но не от пустыни, голос которой звучал в его крови. Нкрума осторожно ступил, ставя ногу меж сплетения ветвей.

Шаг.

И еще один.

И замереть, позволив тончайшей поликристаллической ветви скользнуть по шкуре. Нкрума замер. И сердце привычно остановилось. Он затаил дыхание, начав про себя отсчет.

Один.

И ветвь треснула, выпустив чувствительные нити.

Два.

Они рассыпались по шкуре, которая остывала, как остывал окружающий Нкрума песок.

Три.

Щупы попробовали пробить шкуру, но та оказалась слишком плотной.

Четыре и пять.

Камень вспыхнул, пытаясь решить непосильную задачу. Живое или нет?

Живое должно быть сожрано.

Или хотя бы схвачено.

Ветвей стало больше… и щупы опутали Нкрума сетью, они прислушивались к малейшему звуку, пытаясь уловить эхо дыхания или стук сердца, что было вовсе непозволительно.

…десять и одиннадцать.

Отступили.

Они убирались медленно, иные вовсе рассыпались, чтобы стать частью почвы.

…сто двенадцать…

Легкие начинали гореть, а когда-то Нкрума способен был досчитать до двухсот, не испытывая никаких существенных неудобств.

…сто сорок пять…

Запасное сердце дрогнуло и застучало, глухо, мелко. И основное запустилось, хотя и не сразу. До края полосы оставалось три шага, и Нкрума будет свободен.

Почти.

Пустыня пела.

Стремительно остывающие пески издавали высокие звуки, в которых Нкрума по-прежнему слышались голоса песчаных богов, которым поклонялись Древние. И в хор этот, в торжественное песнопение, столь заманчивое, что не один молодой круон уже утратил разум и голову, поддавшись ему, примешивалась печаль.